Мы сидим на летней площадке кафе. В Голландии лето: комфортные плюс двадцать, куртки, наброшенные на плечи, белое вино постепенно отпускает конденсат. С этим парнем знакома полгода: много шуток, разговоров, общие интересы в музыке. Он решался на интервью с момента нашей первой встречи. И решился рассказать о страхе быть нереализованным.
– Как выглядит твой страх?
Как чернильная клякса, которая принимает форму чего угодно, в зависимости от обстоятельств и окружающих.
– От чего он зависит, чем питается?
От мнения общества, массы, от родителей, неравнодушных друзей. Достаточно взгляда или вздоха, и чернилами расплёскивается на белую отутюженную рубашку. Пятно замечаю только я.
– Расскажи, как всё началось?
В моей семье семеро детей: одна сестра и шесть братьев. Все они стали докторами, юристами, профессорами. Я старался не отставать и соответствовать картинке идеального ребёнка для родителей, и получал образование бизнес-аналитика. Цена гордости была высокой: все семеро разъехались по миру, и встречались за одним столом на Рождество. Получил МБА, помогал компаниям расти, а себе быть с финансовым доходом. Снимал квартиру в центре города, где ванная комната сверкала белой чистотой и устраивал вечеринки с виниловыми пластинками, отдавал рубашки в химчистку, пил безлактозный кофе, по пятницам заваливался после работы в бар.
– Что случилось потом?
Я чувствовал, что-то не так. Когда дискомфорт перерос на физический уровень, сбежал. Если изначально была не любовь, а имитация, приходит время, когда бросаешь идеальную работу, квартиру, друзей. Наскоро собрав необходимые вещи, удивляясь выносливости и терпимости.
Я уехал путешествовать. За время работы белым воротничком подкопил денег, и уехал в деревню на южном берегу Испании. Снял комнату и до вечера валялся в постели. Солнце пробивалось оранжевым сквозь несвежие шторы, а я курил и сочинял песни.
Немного влюбился в соседскую девушку, в смолистые кудрявые волосы до пояса и открытые сарафаны, в кожу цвета послеполуденного южного солнца – коричневого испепеляющего оттенка. Знал, что ничего не получится, и писал стихи о несбывшейся любви, которые потом переносил на музыку. Подпитывал музу.
– Как отреагировали родители на такое решение?
На то время я был единственным, у кого не было семьи, и даже отношений. На Рождество все съехались, шумели, но меня никто не хлопал по плечу с утешительными: «Ты тоже себе кого-нибудь встретишь». Папа не задавал вопросы о планах, но с любопытством слушал о новых песнях, написанных, пока что, в стол.
– Планы были?
Да. Решил дать ещё один шанс и попробовать себя в музыке, пусть и в тридцать пять. Но сочинять песни и представлять их критике публики оказалось слишком храбро, потому решил помогать музыкантам продвигать их на рынке. Сделал небольшой бизнес, стал развиваться. Занятие оказалось забавным, я попал в нужную компанию, познакомился с музыкантами. Отличные были времена: днём занимался продвижением других, а вечером – записывал песни, и делил одну пиццу на пятерых.
Чем скромнее живёшь – тем больше таланта. Снял комнату в квартире, где была импровизированная, оббитая коробками из-под яиц, студия. Там и было наше креативное пространство, где записывали песни, слушали пластинки, курили и мечтали, как станем знаменитыми музыкантами.
Часов в пять утра, когда друзья расходились, я представлял себя на сцене. Публика тонет в темноте, слышно только ожидание. Свет прожекторов слепит и греет подмышками. Я нервничаю, но беру микрофон, и делаю вздох. Дальше мечтать не получалось.
Сбережения постепенно таяли, я сомневался: правильно ли поступил, что ушёл с работы и растерял профессиональные связи, не подвожу ли родителей, не выгляжу ли неудачником? Клякса росла и с белой рубашки перепрыгнула на лицо, я тёр её, пытаясь смыть, и не получалось. Родители, занявшие нейтральную позицию, перестали скрывать разочарование перед потерянными перспективами. Я жил в постоянном напряжении результата от себя, вдохновения не было, всё большего разочарования. Когда ожидание достигло своего пика и ничего не произошло, я сдался, снова устроился работать белым воротничком. Платили неплохо, но график был ненормированный, полтора года работал без выходных и в свободное время иногда сочинял песни, не объёмные, как раньше, а так, четверостишье и мелодию из двух аккордов к нему. На больше не хватало.
– Каким был период возвращения в офис?
Из души компании, и массовика-затейника я превращался в отшельника, чья комната была завалена банками из-под пива и исписанными черновиками. Не хотелось никого видеть. Казалось, все видят во мне неудачника. Я себя измотал: соответствовать ожиданиям родителей, нормам общества. Для полноты картины не хватало только беременной девушки, которая постоянно была бы недовольна условиями нашей жизни.
Он жмурится на солнце, не надевает очки, и вытягивает ноги, оголяя теплу щиколотки – максимум, что можешь себе позволить в Голландии. За ним приятно наблюдать – в движениях нет хаотичности. Слушает собеседника, улыбается одними уголками глаз, или заразно смеётся на всю улицу.
– Когда случился переломный момент?
Спустя год, когда серость улиц скрашивали предрождественские огни, решил, что больше так не могу, и задал себе вопрос: неужели родители хотят, чтобы я был несчастлив? Неужели мнение общества важнее за личное? Готов ли прожить жизнь, в соответствии с чужими предпочтениями?
Ответы, как обычно, лежали на поверхности, ждали, чтобы их заметили. Я снова уволился, чтобы начать сначала. В момент расторжения контракта ничего не испытывал. Облегчение пришло, когда принял это решение, в тот зябкий декабрьский день.
В фильмах с этого момента картинка ускоряется, внизу экрана пишут «прошло два года» и показывают преобразившегося человека. За два года, которые не показывают в кино, нужно вкалывать, чтобы доказать себе – всё не просто так. Но перемены уже ждали, они ждали чёткого решения следовать мечте, а не сомневаться и пытаться усидеть одновременно на двух стульях. Теперь, засыпая, выходил на сцену, брал микрофон, и телом ощущал – я правильно сделал, нужно продолжать делать, несмотря ни на что.
– Как изменилась жизнь?
Я только что вернулся со второго выступления в соседней стране, дал несколько интервью на радио, записал первый диск. Моя мечта – здесь, в этом моменте. Когда начал делать то, что должен был, вкладываясь на сто процентов, появились нужные люди, предложили проекты, я начал участвовать в конкурсах, всё завертелось. Мечта заместила собой страх остаться нереализованным, стыд неоправданных надежд, и освободила место для свободы.
– Что для этого нужно сделать?
Храбрость сказать «нет» привычному кругу, упорство и мотивация. Нужно много работать, больше, чем представляется в начале пути.
– Если бы мог вернуться во времени, чтобы ты сделал?
Дал себе прошлому знак – не терять времени, и делать, что боишься больше всего. Но я не могу путешествовать во времени, зато могу дать знак другим: берите и делайте, правильные ответы всегда на поверхности.
Все истории анонимны, любые совпадения — случайны.
Поговорила и записала
Анна Биленька.
5 comments